«Россия получила главное — мир»

В ночь с 7 на 8 августа 2008 года в Южной Осетии началась война. Грузинские военные вошли в Цхинвал, а затем были выбиты из него российской армией, которая остановилась под Тбилиси. Итогом войны стало признание Москвой независимости Южной Осетии и Абхазии. Председатель правительства России Дмитрий Медведев, занимавший тогда пост президента, рассказал специальному корреспонденту «Ъ» Владимиру Соловьеву о том, почему российские танки не стали входить в грузинскую столицу, что Москва выиграла от признания двух республик, а также о том, что может спровоцировать новый конфликт в регионе.

— Та августовская война 2008 года — было ощущение, что неизбежна, еще до ее начала. У вас такие предчувствия в тот период были?

— Нет, никакой неизбежности не было. И мои оценки остаются прежними: если бы не безответственное, аморальное, преступное поведение Саакашвили и его приспешников, никакой войны бы не было. Да, там в тот период была высокая степень напряженности. Она, собственно, возникла не в 2008 году, а в 1991-м. И эти напряженные отношения между отдельными составными частями на тот период Грузинской Советской Социалистической Республики ощущались даже до того периода.

Я вспомнил, как в 1990 году из Сочи приехал впервые в жизни на территорию Абхазии — тогда, соответственно, в составе Грузии. И во время разговора с обычными людьми в каких-то ресторанчиках, еще где-то я почувствовал, что у них очень сложное отношение к тем процессам, которые в республике уже к тому времени набирали обороты, и к представителям близких этносов.

То есть напряжение уже тогда чувствовалось на бытовом уровне. Это было для меня довольно непривычно, потому что еще ни в Москве, ни в Ленинграде это никак не ощущалось, никаких признаков этого не было.Поэтому корень проблем, конечно, заключается в том, что было в 1990-е годы, в тех решениях, которые принимала в 1990-е годы власть в Тбилиси и которые не были приняты ни в Абхазии, ни в Южной Осетии. Вследствие этого возник конфликт, были введены миротворцы. Но до 2008 года удавалось балансировать все эти негативные процессы, выступления, проявления насилия даже, которое вспыхивало спорадически.

А в 2008 году правительство Грузии во главе с президентом дало зеленый свет агрессии, и произошло то, что произошло. Это не было неизбежно. Это, безусловно, являлось субъективным выбором Саакашвили и его окружения.

— Но в какой-то момент казалось, что ваши с ним отношения складываются довольно неплохо. В какой же момент что-то пошло не так? Вы встречались, общались.

— Да, оно поначалу и выглядело неплохо, и во время первой встречи, когда я только вступил в должность президента, он сказал, что хотел бы восстановить отношения, что рассчитывает дружить, — в общем, наговорил массу приятных слов.

Я это все послушал и говорю: хотите развивать отношения — давайте будем развивать. Нам нужны нормальные, дружеские отношения с нашим соседом — Грузией, мы к этому готовы.
Мы понимаем, какой у вас внутренний конфликт есть, мы понимаем, что страна разделена на части, но мы готовы помогать — потихоньку, аккуратно способствовать процессу сближения, в конечном счете для того, чтобы сохранить возможность существования самого государства в таких границах, будь то федерация, конфедерация, еще как-то.

Это мог бы быть выбор всех народов, населявших Грузию в тот период, то есть и самих грузин, и осетин, и абхазов. Он сказал: «Я готов». Потом мы еще несколько раз где-то пересекались, в том числе, помню, в Астане. Он тоже там демонстрировал всяческое желание что-то обсуждать, развивать, а потом как-то пропал.

Мы о чем-то договорились — о каких-то встречах, контактах, и я отчетливо помню, что где-то с начала июля 2008 года он ушел со связи. Я тогда не придал этому большого значения, но теперь склонен считать, что это уже была выработанная линия.Он, с одной стороны, рассчитывал, что новый руководитель Российской Федерации займет какую-то иную позицию во взаимоотношениях с его правительством и с ним лично. Иными словами, просто не будет вмешиваться в те процессы, которые будут там идти, не будет никак реагировать на действия, которые могут быть предприняты в отношении и наших миротворцев, и, самое главное, граждан Российской Федерации, которые жили и в Абхазии, и в Южной Осетии. А с другой стороны, я думаю, к тому времени он уже провел полномасштабные консультации со своими покровителями — в данном случае речь идет прежде всего о Соединенных Штатах Америки. Как известно, у него побывала Кондолиза Райс, в тот период в качестве государственного секретаря Соединенных Штатов Америки. До этого у него были контакты с господином Фридом (Дэниел Фрид был помощником госсекретаря США по Европе и Евразии в 2005—2009 годах.— «Ъ»), который занимался отношениями с бывшим Советским Союзом. Он советолог, который всегда имел крайне русофобскую позицию.

И, по-моему, Чейни (Дик Чейни, вице-президент США в 2001—2009 годах.— «Ъ») тогда тоже приезжал. То есть там все уже успели отметиться. И к тому времени, я думаю, у Саакашвили сформировалось жесткое убеждение в том, что американцы поддержат его при любых раскладах.

— Вот произошло то, что произошло. И после этого вы принимаете решение признать независимость Абхазии и Южной Осетии. Я слышал, что это решение не было бесспорным, что были и оппоненты, те, кто считал иначе, что не надо этого делать. Как все это происходило, как это все принималось?

— Я могу рассказать, как это принималось, здесь ничего нет сверхъестественного. Всякое решение должно быть обдумано, и всякое решение требует, что называется, взвешивания положительных и отрицательных моментов. После завершения военной составляющей кампании по «принуждению Грузии к миру» встал вопрос «А что дальше?» — естественно, прежде всего передо мной, как главой государства.Я определенное время думал и пришел к выводу, что ничего лучше, чем признать независимость двух этих образований, по всей вероятности, предложить невозможно. Я руководствовался прежде всего тем, чтобы сохранить прочный мир на будущее, сохранить стабильность в Закавказье, сохранить стабильность в нашем регионе. И это, на мой взгляд, был единственно возможный шаг. Через некоторое время я переговорил с председателем правительства Владимиром Владимировичем Путиным. Он меня тоже в этом поддержал.

После этого вопрос был вынесен на заседание Совета безопасности. Мы обсуждали, естественно, все нюансы этого решения, понимая, какую реакцию мы получим. Но в данном случае и другие коллеги по Совету безопасности меня также поддержали. Решение было принято.

Я подписал соответствующий указ 26 августа 2008 года о признании государственной независимости, суверенитета Южной Осетии и Абхазии. И с этого момента для этих территориальных образований началась новая жизнь.

— То есть никаких дискуссий на эту тему не было, единогласно принято было решение?

— Дискуссии были, есть и будут всегда, это совершенно нормально для любого гражданского общества. Дискуссии были и тогда, достаточно поднять прессу того периода, в интернете посмотреть, какие были дискуссии. Но если говорить о позиции высшего политического руководства, то позиция была единой.